Камрады! Буду благодарен за присланные ссылки на книги, статьи и фильмы, в которых содержатся грубые искажения военно-исторических фактов, их фальсификация или плагиат авторов.

Добавлено (07.12.2010, 20:28)
---------------------------------------------
NON LICET IN BELLO BIS PECCARE
(НЕ ПОЗВОЛЕНО НА ВОЙНЕ ОШИБАТЬСЯ ДВАЖДЫ)

“Лучшей защитой является большая осторожность
и высокая бдительность, регулярная информация
о новых методах и средствах, тщательная разведка
местности, детальная проверка гражданских лиц и т. д.”

Г. Гудериан.

1
Давным-давно, когда я учился в седьмом или восьмом классе, в нашу школу пришла комиссия из районного отдела народного образования. Ученикам раздали листы бумаги и дали несколько заданий, на которые мы должны были ответить письменно. В одном из таких заданий требовалось описать значение слова “кумир”, как мы его понимаем, и привести пример с этим словом.
Как сейчас помню, я написал, что “кумир - это объект для преклонения и подражания”. И безо всякой задней мысли привёл пример: “Наполеон Бонапарт, император Франции, мой кумир”.
Что творилось в школе спустя пару дней! Во-первых, опять нагрянула комиссия РОНО, построила всех учителей за закрытыми дверями и, видимо, крепко их пропесочила на тему патриотического воспитания детей. По крайней мере, учителя после этой взбучки выглядели крайне возбуждёнными и шептались, косо поглядывая на меня: “Наполеон - Казаринов, Казаринов - Наполеон...” Во-вторых, наша учительница по литературе (а мы как раз тогда проходили “Войну и Мир” Л. Толстого) начала урок с гневных слов: “Один из учеников вашего класса, я не буду называть кто именно, написал при опросе, что его кумиром является Наполеон!”
Мои одноклассники украдкой хихикали, прекрасно зная о моём увлечении наполеоникой, и занимались своими делами, радуясь, что вместо урока, скорее всего, предстоит “разбор полётов”.
Я тоже сидел молча, искренне недоумевая из-за чего, собственно, весь сыр-бор.
В конце концов всё вылилось в ленивое обсуждение того, что Наполеон всё же не Гитлер, и имеет некоторое право на уважение.
Я не собираюсь присваивать себе титул идейного бунтаря и борца с тоталитарной системой. Не буду заявлять о том, что с ранних лет понимал порочную политику двойных стандартов, сформировавшуюся в обществе.
Ничего я не понимал.
Но случай с Наполеоном запомнил, и уже тогда сообразил, что что-то здесь не так. Что что-то до нас не доносят, а то, что доносят, уже расставлено по полочкам и окрашено в разные цвета требуемых от нас оценок. И что, возможно, моя любимая История тоже может быть подкорректированной и однобокой.
Позднее я узнал, что именно История корректируется больше всего (нас так учили на примере буржуазной истории), но я никак не мог предположить, что идеология распространилась и на военную историю: на вооружение, фактологию, статистику, тактику, стратегию и так далее.
Не следует обманываться, что всё это было возможно лишь во времена тоталитаризма, а теперь кануло в вечность, и сегодняшняя информация достоверная и объективная.
Например, в “Книге для чтения по истории Средних веков”, под редакцией профессора С. Д. Сказкина, изданной ещё в 1953 году, в статье “Тридцатилетняя война” было написано: “Обезлюдение достигло таких размеров, что во Франконии католическая церковь обязывала крестьян иметь двух жён”.
А спустя сорок лет, в 1993 году, то есть когда уже рухнул тоталитаризм вместе с СССР, торжествовала гласность, якобы была отменена цензура, вышла книга Г. Пикера “Застольные разговоры Гитлера”. В ней есть рассуждения фюрера о воспроизведении населения: “После Тридцатилетней войны было вновь разрешено многожёнство...”
Ну и что? Всё правильно сказал бесноватый.
И всё бы ничего, если бы не комментарий к этой фразе редактора книги И. М. Фрадкина: “Исторически несостоятельное утверждение”.
Вот так. Когда государство воспитывало атеистов, то оно приводило средневековые примеры двойной морали церковников. Когда, оказалось, что то же самое сказал Гитлер, то это сразу оказалось “исторически несостоятельным утверждением”.
В результате, один человек, прочитавший “Застольные разговоры” запомнит, что многожёнства в Германии после Тридцатилетней войны не было, а другой, знакомый с иными источниками, будет уверен, что было.
А между прочим, именно из таких мелочей формируются противоположные мировоззрения.
Всё это я рассказываю лишь для того, чтобы объяснить, откуда происходят ожесточённые споры о, казалось бы, бесспорных истинах. Дело в том, что ни одно государство мира не будет очернять свою историю, принижать свои достижения и превозносить успехи и достоинства противников. Это было бы равносильно самоубийству.
Но бывает, что искажение фактов происходит внутри одной идеологической системы, что приводит к противоречиям и вызывает общее недоверие.
Поэтому ссылаться на источники нужно очень и очень осторожно, словно пробираться по минному полю.
Самое опасное в военно-исторической литературе это невежество, сознательное искажение фактов и плагиат её авторов.
Перейду к примерам.
Давно известно, что знание - сила. Военные знания - военная сила. А знание военной истории - залог силы любой армии, искусства её военачальников и духа солдат.
Очень хорошо, если военно-патриотическое воспитание в государстве стоит на должном уровне, если его граждане с юных лет знакомятся с боевыми подвигами своих отцов и дедов, защитивших свободу родины.
Один из таких подвигов был описан в детском журнале “100 вопросов 100 ответов” (выпуск 7-й, “Молодая гвардия”, 1979 г.)
“Главной ударной силой фашистов был тяжёлый крейсер “Адмирал Шеер”, карманный линкор, как его ещё называли...
16 августа рейдер вышел из Норвегии, поднялся на север до кромки льдов, прошёл на восток и, обогнув мыс Желания, вошёл в Карское море. Поначалу казалось, что всё идёт как задумано: корабельный самолёт типа “Арадо” сумел обнаружить во льдах караван советских судов, однако туман вскоре поглотил их в своём чреве. Последующие попытки восстановить контакт ни к чему не привели.
25 августа, находясь в Карском море, в 180 милях от мыса Челюскин, крейсер встретил ледокольный пароход “А. Сибиряков”, на борту которого стояли два 76-миллиметровых и два 45-миллиметровых орудия.
Это было несравнимо с той огневой мощью, которой обладал карманный линкор. Из 28 орудий, которые он нёс, шесть были 280-миллиметрового и восемь 150-миллиметрового калибра. Жизненно важные центры корабля прятались за 10-сантиметровой бронёй.
С рейдера семафором запросили: “Сообщите состояние льда в проливе Вилькицкого и где находится караван транспортов и ледоколов”. Оставив без внимания этот запрос, капитан “А. Сибирякова” старший лейтенант А. А. Качарава направил корабль к острову Белуха. Увы, крейсер, имевший значительное превосходство в скорости хода, не отпускал от себя ледокол. Положение складывалось отчаянное, и всё же, не теряя самообладания, Качарава продолжал уходить, постоянно маневрируя, чтобы затруднить противнику ведение прицельного огня.
Тогда, сделав предупредительный выстрел, рейдер передал сигнал: “Спустить флаг!” Но советские моряки скорее готовы были с честью погибнуть, чем бесславно сдаться на милость врагу. В ответ на требование пирата старший лейтенант Качарава приказал артиллеристу младшему лейтенанту С. Ф. Никифоренко открыть огонь. Завязался жаркий бой, исход которого был предрешён соотношением сил. Однако, выполняя свой долг, советские моряки мужественно вели неравный бой, посылая во врага один снаряд за другим, боролись с огнём, бушевавшим на борту, и водой, бившей из многочисленных пробоин.
Взрывы трёхсоткилограммовых германских снарядов безжалостно рвали корпус корабля. Быстро увеличивалось число убитых и раненых моряков. Повсюду кровь, смерть, перекрученный металл. И только флаг, словно ничего особенного не случилось, привычно оставался на своём месте.
Тяжёлые 11-дюймовые снаряды крейсера вспахали корму. Следующая порция стали и взрывчатки искорёжила полубак. Орудия сорваны со своих мест. Пролившаяся кровь мешается с текущими по палубе пылающими потоками бензина. Огонь всё шире расползается по смертельно раненному кораблю, ход которого снизился до самого малого.
Видя, что другого выхода нет, капитан Качарава отдал последний приказ: “Открыть кингстоны!” На воду были спущены шлюпки. Словно нехотя, агонизирующий корабль, не спустив флага, ушёл на дно.
С тех пор никто больше не видел старшего механика Н. Г. Бочурко, открывшего кингстоны корабля. Не сошли с ледокола, оставшись у флага на корме, комиссар Эллимелах и несколько его боевых товарищей, разделивших участь “А. Сибирякова”...
Не получив от советских моряков сведений ни о ледовой обстановке, ни о местонахождении каравана судов, “Адмирал Шеер” оказался в затруднительном положении. Собственные подводные лодки не поставляли ему никакой полезной информации, а бортовой “Арадо” потерпел аварию при посадке на воду возле крейсера, и немцы уничтожили его своими же руками.
Между тем радиограммы с “А. Сибирякова” крейсер был обнаружен на подходах к острову Диксон. Как только наблюдательный пост заметил приближение врага, была сыграна боевая тревога, и защитники острова, а также экипаж находившегося там сторожевого корабля “Дежнёв” приготовились дать отпор...
Со стороны посмотреть, остров жил привычной спокойной жизнью, однако на самом деле там шла лихорадочная работа. Но времени оставалось в обрез. Удалось восстановить лишь зенитную батарею. Ну а двухорудийная 152-миллиметровая полевая батарея, открытая всем осколкам и ветрам, приготовилась стрелять прямо с причала.
Однако надежды рейдера на безнаказанный разбой не сбылись и здесь. Когда в 1 час 40 минут его пушки открыли беглый огонь, сторожевой корабль “Дежнёв” осветился вспышками ответных залпов и начал ставить дымовую завесу, прикрывая берег и стоявшие в порту суда. Приняв на себя всю ярость вражеского огня, “Дежнев” получил серьёзные повреждения и, приняв на борт много воды, сел на мель. Но и тогда его пушки не перестали извергать огонь...”
Согласитесь, страшно даже представить бой “Серебрякова” с тяжёлым крейсером! Особенно снаряды “сорокапяток”, величиной чуть больше канцелярского маркера и весом меньше полутора килограммов, которые оставляли лишь царапины на палубе фашистского монстра.
Семидесятишестимиллиметровки, конечно, мощнее, но и они не в состоянии серьёзно повредить десятисантиметровую броню.
Зато 280-мм орудия “Шеера” швыряли 330 килограммов взрывчатки, круша тонкий гражданский корпус ледокола, как замозоленные кулаки десантника - мокрую газету.
И в журнале “Техника молодёжи” (№ 1 за 1991 г.) в статье “Последний полёт Пе-3” В. Дудина можно найти упоминание об этом неравном бое: “Только в августе тяжёлый крейсер “Адмирал Шеер” совершил набег на Диксон, потопив при этом ледокольный пароход “А. Сибиряков”.
И в энциклопедии “Великая Отечественная Война 1941 - 1945”, изданной в 1985 году - не самой, надо признать, удачной энциклопедии - отражён героический подвиг советского ледокола. И читатель, вышедший из юного возраста и серьёзно занимающийся военной историей, несомненно, найдёт в нём соответствующую статью.
“Сибиряков”, “Александр Сибиряков”, сов. ледокольный пароход. Построен в 1909. Водоизмещение 3200 т, скорость до 13 узлов (24 км/ч). В 1932 за одну навигацию (65 сут.) прошёл Сев. мор. путём от Архангельска до Петропавловска-Камчатского, за что был награждён орд. Труд. Кр. Знамени. С нач. войны вошёл в состав ледокольного отряда Беломорской военной флотилии. На нём были установлены два 76-мм и два 45-мм орудия и пулемёты. Использовался для перевозки войск на побережье Белого м. 25 авг. 1942 “С.” (ком. - ст. лейт. А. А. Качарава), находясь в Карском м. у о. Белуха, встретился с нем. тяж. крейсером “Адмирал Шеер”, героически вступил с ним в неравный бой и погиб. “С.” успел предупредить по радио о. Диксон о приближении крейсера и там самым лишил внезапности нападение “Адмирала Шеера” на защитников Диксона. В 1945 именем “С.” назван новый ледокол Сев. ледокольного флота СССР”.
И даже приведена справочная литература: Сузюмов Е. М., Подвиг “А. Сибирякова”, М., 1964.
Когда читатель подрастает ещё побольше, он добирается до таких серьёзных и узко специфических книг как “Война на море 1939 - 1945”, написанной бывшим германским адмиралом Фридрихом Руге, где тот же самый эпизод подан с точки зрения противника.
Так, среди описания действий надводного флота против британского судоходства, роли радиодальномеров и радаров, контрударов, десантов, метеорологической службы в Арктике можно найти и подробности боевых действий в Северном море.
“Германские полярные операции. Во второй половине августа броненосец “Адмирал Шеер” (капитан 1 ранга, впоследствии вице-адмирал Меедсен-Болькен) обошёл с севера Новую Землю и проник в Карское море, чтобы перехватить один из русских конвоев, шедших от Берингова пролива. Это не удалось из-за тумана и невозможности использовать корабельные самолёты. “Шеер” потопил мужественно и искусно сопротивлявшийся большой ледокол и повредил ещё один ледокол, а также ряд других судов при обстреле им 28 августа крупной базы Диксон в устье “Енисея”.
Всё правильно. Всё сходится. Как видно, и вражеский адмирал отдал должное мужеству и искусству экипажа “Сибирякова”.
И вдруг тут же мы видим сноску редактора книги “Война на море 1939 - 1945” профессора адмирала В. А. Алафузова: “ВСЁ ЭТО НЕ СООТВЕТСТВУЕТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ”.
Какой конфуз! Адмирал, профессор... Как ему не поверить?
Значит, пока Ф. Руге описывал, как германские корабли по всем морям и океанам громили англичан и прочих наших союзников, со стороны редактора не было никаких комментариев, а как только фашист затронули советский ледокол, то сразу - “не соответствует действительности”?
Я призываю читателей проявлять бдительность. Не следует сразу верить на слово адмиралам и генералам, профессорам и академикам, режиссёрам и консультантам, писателям и редакторам. Следует самим искать неопровержимые доказательства и развивать в себе аналитическое мышление.

Добавлено (07.12.2010, 20:29)
---------------------------------------------
2

Не секрет, что батальная кинематография является настоящим бальзамом для души и глаз любителя военной истории. Для настоящего любителя предпочтительнее, конечно, документальные фильмы и кинохроника, однако и художественные ленты порой доставляют истинное удовольствие, когда во всех подробностях показываются блеск мундиров, настоящие взрывы, и оторванные ими конечности.
И пусть всё это - бутафория, пиротехника и муляжи, компьютерная графика и искусство монтажа, но хорошо развитая фантазия превращает их в реальность.
А если не всегда удаётся дотянуться до всех киноновинок, то по крайне мере можно ознакомиться с разными критическими статьями и заметками об очередных фильмах о войне.
Например, в журнале “Premiere” за апрель 2001 г была опубликована аннотация некой Ирины Любарской к новому художественному фильму “Враг у ворот” (“Enemy at the Gates”, Германия-Великобритания-Ирландия, режиссёр Жан-Жак Анно, в ролях Джуд Лоу, Джозеф Файнс, Рейчел Уайс, Эд Харрис, Боб Хоскинс)
“В основе - эпизод Сталинградской битвы, история легендарного снайпера и ЛЕГЕНДА (выделено мной. - Прим. О. К.) о его дуэли с неуловимым противником [...] Конечно, есть и привкус “клюквы” [...] Именно политрук придумал трюк с листовками, рассказывающими о простом парне, чьи снайперские выстрелы вскоре стала подсчитывать вся страна. Западное кино рано или поздно откопало бы документальный комикс о подвигах реального человека. “Клюква” в том, что авторы полностью поверили истории про советского супермена, ставшего личным врагом фюрера и удостоенного дуэли с джеймс-бондовским элегантным полковником Кенигом (Харрис). Однако это - идеальный продукт советской военной пропаганды, поскольку НИКАКОГО КЕНИГА НЕ БЫЛО (выделено мной. - Прим. О. К.)”.
Не позаботившись перепроверить информацию, заглянуть в энциклопедию или проконсультироваться с более эрудированными товарищами по перу (желательно, мужского пола), журналистка, сама того не зная, с профессиональной лёгкостью взрастила очередную “клюкву”, которая расцвела на глянцевой странице журнала.
Но самое страшное заключается не в этом.
А в том, что целая армия диджеев и молодых обозревателей, таких же бестолковых и легкомысленных, но свято верующих в журнал “Premiere”, являющийся для многих безгрешным наставником в мире современного кино- и видеорынка, начнут оптимистично вещать на молодёжную аудиторию всей страны через ТВ, радио, свои журналы и газеты, на страничках буклетов, на коробках видеокассет: “Не было никакого Кенига и никакой дуэли не было! Зайцев - это голливудский супермен! Всё это продукт советской военной пропаганды!”
И постепенно вырастает поколение next, уверенное в том, что не было никакого Героя Советского Союза снайпера Василия Зайцева, а Вторую мировую войну выиграл обычный американский парень, рядовой Райан.
Но даже если не принимать во внимание многочисленные энциклопедии, в которых упоминается знаменитый снайпер, разную героическо-патриотическую художественную литературу, действительно являвшуюся важной частью советской пропаганды, а просто заглянуть в воспоминания очевидцев, то можно найти несколько строчек и о советском снайпере В. Зайцеве.
Например, в мемуарах дважды Героя Советского Союза, маршала В. И. Чуйкова.
Чуйкову незачем было выдумывать легенды о героях, бывших неизмеримо ниже его и по званию, и по должности. Он просто упоминал то, чему сам был свидетелем.

“Особенно много внимания мы уделяли развитию снайперского движения в войсках. Военный совет армии поддерживал эти начинания. Армейская газета “На защиту Родины” объявляла каждый день счёт убитых нашими снайперами фашистов, помещала портреты отличившихся метких стрелков.
Политические отделы, партийные и комсомольские организации возглавляли снайперское движение: на партийных и комсомольских собраниях обсуждались вопросы и разрабатывались мероприятия по улучшению работы с меткими стрелками. Каждый снайпер брал обязательство подготовить несколько мастеров меткого огня, брал себе напарника, готовя из него самостоятельного снайпера. И горе было зазевавшимся фашистам.
Я лично встречался со многими знатными снайперами, беседовал с ними, помогал им чем мог. Василий Зайцев, Анатолий Чехов, Виктор Медведев и другие снайперы были у меня на особом учёте, и я часто советовался с ними. (...)
Действия наших снайперов сильно встревожили гитлеровских генералов. По нашим листовкам они поняли, какие потери наносили им наши снайперы. Они решили взять реванш в этом боевом ремесле.
Случилось это в конце сентября. Ночью наши разведчики приволокли “языка”, который сообщил, что из Берлина доставлен на самолёте руководитель школы фашистских снайперов майор Конингс, получивший задание убить прежде всего главного советского снайпера.
Командир дивизии полковник Н. Ф. Батюк вызвал к себе снайперов и заявил:
- Я думаю, что прибывший из Берлина фашистский “сверхснайпер” для наших снайперов не страшен. Верно, Зайцев? Надо этого “сверхснайпера” уничтожить. Только действуйте осторожно и умно.
- Есть, уничтожить, товарищ полковник! - ответили снайперы.
К этому времени быстро пополняющаяся группа наших снайперов истребила не одну тысячу гитлеровцев. Об этом писали в газетах, листовках. Некоторые из листовок попали к противнику, и противник изучал приёмы наших снайперов, принимал активные меры борьбы с ними. Скажу откровенно, дело прошлое: в тот момент со столь открытой популяризацией нашего опыта не следовало торопиться. Стоило снять одного-двух вражеских офицеров, как фашисты открывали по месту предполагаемой засады артиллерийский и миномётный огонь”.
Сам Зайцев по словам В. Чуйкова описывал своё противоборство с немцем совсем не героически, а с профессиональной будничностью.
“О предстоящем поединке ночами в нашей землянке шли жаркие споры. Каждый снайпер высказывал предположения и догадки, рождённые дневным наблюдением за передним краем противника. Предлагались различные варианты, всякие приманки. Но снайперское искусство отличается тем, что, несмотря на опыт многих, исход схватки решает один стрелок. Встречаясь с врагом лицом к лицу, он каждый раз обязан творить, изобретать, по-новому действовать.
Шаблона для снайпера быть не может, для него это самоубийство.
“Так где же всё-таки берлинский снайпер?” - спрашивали мы друг друга. Я знал почерк фашистских снайперов по характеру огня и маскировки и без особого труда отличал более опытных стрелков от новичков, трусов - от упрямых и решительных врагов. А вот характер немецкого “сверхснайпера” оставался для меня загадкой. Ежедневные наблюдения наших товарищей ничего определённого не давали. Трудно было сказать, на каком участке он находится. Вероятно, он часто менял позиции и так же осторожно искал меня, как и я его. Но вот произошёл случай: моему другу Морозову противник разбил оптический прицел, а Шейкина ранил. Морозов и Шейкин считались опытными снайперами, они часто выходили победителями в сложных и трудных схватках с врагом. Сомнений теперь не было - они наткнулись именно на фашистского “сверхснайпера”, которого я искал. На рассвете я ушёл с Николаем Куликовым на те позиции, где вчера были наши товарищи. (...)
Я долго всматривался во вражеские позиции, но его засаду найти не мог. По быстроте выстрела я заключил, что снайпер где-то прямо. Продолжаю наблюдать. Слева - подбитый танк, справа - дзот. Где же фашист? В танке? Нет, опытный снайпер там не засядет. Может быть, в дзоте? Тоже нет - амбразура закрыта. Между танком и дзотом на ровной местности лежит железный лист с небольшой грудой битого кирпича. Давно лежит, примелькался. Ставлю себя в положение противника и задумываюсь: где лучше занять снайперский пост? Не отрыть ли ячейку под тем листом? Ночью сделать к нему скрытные ходы.
Да, наверное, он там, под железным листом, в нейтральной зоне. Решил проверить. На дощечку надел варежку, поднял её. Фашист клюнул. Дощечку осторожно опускаю в траншею в таком положении, в каком и поднимал. Внимательно рассматриваю пробоину. Никакого сноса, прямое попадание. Значит, фашист под листом. (...)
Теперь надо выманить и “посадить” на мушку хотя бы кусочек его головы. Бесполезно было сейчас же добиваться этого. Нужно время. Но характер фашиста изучен. С этой удачной позиции он не уйдёт. Нам же следовало обязательно менять позицию.
Работали ночью. Засели до рассвета. Гитлеровцы вели огонь по переправам через Волгу. Светало быстро, и с приходом дня бой развивался с новой силой. Но ни грохот орудий, ни разрывы снарядов и бомб - ничто не могло отвлечь нас от выполнения задания.
Взошло солнце. Куликов сделал “слепой” выстрел: снайпера следовало заинтересовать. Решили первую половину дня переждать. После обеда наши винтовки были в тени, а на позицию фашиста упали прямые лучи солнца. У края листа что-то заблестело: случайный осколок стекла или оптический прицел? Куликов осторожно, как это может делать только самый опытный снайпер, стал приподнимать каску. Фашист выстрелил. Гитлеровец подумал, что он наконец-то убил советского снайпера, за которым охотился четыре дня, и высунул из-под листа полголовы. На это я и рассчитывал. Ударил метко. Голова фашиста осела, а оптический прицел его винтовки, не двигаясь, блестел на солнце до самого вечера...”

И потом, славных страниц, подвигов и удивительных судеб во время Великой Отечественной войны было столь много, что Западному кино совсем не надо было ОТКАПЫВАТЬ документы о подвигах реального человека для экранизации.
Кстати, снайпер Виктор Медведев, ученик Зайцева, дошёл до Берлина, и его счёт убитых гитлеровцев был больше, чем у его учителя.
И именно о нём можно было бы придумать легенду, сделать сверхсуперменом советской военной пропаганды и снять фильм.
Но дело в том, что у Зайцева БЫЛА дуэль с германским асом, а у Медведева такой дуэли не было.
Пусть на этот раз обошлось. Страна ещё не забыла своего героя. Но я напомню, что именно из таких мелочей формируется мировоззрение поколения.
И каждая мелочь чрезвычайно важна. В какой-то момент она может вызвать настоящий прорыв в сознании, увлечь определённой темой, захватить откровением.

Добавлено (07.12.2010, 20:32)
---------------------------------------------
3

В жизни, наверное, каждого любителя военной истории бывают моменты, когда его “клинит” на какой-то определённой эпохе. Или на каком-то определённом роде войск. Или на личности отдельно взятого гениального полководца.
Тогда он с жадностью набрасывается на любую литературу, связанную с его милитаристским фетишем. И он жаждет ещё, ещё, ещё информации о предмете его временного (или постоянного) помешательства.
Так однажды случилось и со мной, когда я со всей присущей мне страстью увлёкся историей ВМФ времён Второй мировой войны, и, в частности, морской войной в Арктике.
Сначала я буквально “проглотил” книгу Алистера Маклина “Крейсер “Улисс”, вышедшую в свет в 1956 году и рассказывающую о судьбе арктического конвоя Эф-Ар-77. Надо признаться, книгу, незабываемую по реалистичности и изумительной красоте слога.
А затем я с трепетом раскрыл до той поры, к стыду своему, нечитанный “Реквием каравану PQ-17” небезызвестного Валентина Саввича Пикуля, впервые напечатанного в 1970 году в ленинградском журнале “Звезда”.
Первое, что попалось мне на глаза и приятно порадовало, была цитата из “Крейсера “Улисса” А. Маклина, взятая в качестве эпиграфа. Она была словно дружеским подмигиванием единомышленника.
И я, обнадёженный столь многообещающим началом, погрузился в чтение, предвкушая описание новых батальных сцен, парадоксальных моментов, случающихся только на войне, подвигов людей, чьи примеры оставляют в душе массу впечатлений. Ведь В. Пикуль тоже читал “Крейсер “Улисс”, значит, имел перед собой образец для подражания. Так думал я.
Увы, оказалось, что он подражал ему слишком буквально, и новых впечатлений не было...
Служивший в годы войны унтер-офицером в британском флоте и не раз лично участвовавший в арктических конвоях, А. Маклин не понаслышке знал о нравах и традициях английских и американских моряков. Этим и ценны его наблюдения.

“Крейсер “Улисс”:
“Эти огнетушители никогда прежде не использовались; моряки “Улисса” знали лишь, что содержащаяся в них жидкость выводит самые застарелые пятна на одежде. (...) Попробуйте кому-нибудь из них втолковать, что отлить из огнетушителя несколько капель жидкости - преступное легкомыслие... Несмотря на регулярные проверки, большинство огнетушителей оказались заполненными наполовину, а некоторые и вовсе пустыми”.

И В. Пикуль переносит чужие наблюдения в свою книгу, только переносит как-то уж слишком подробно и оттого беспардонно.

“Реквием каравану PQ-17”:
“- А знаете, сэр, я разбил на корабле три огнетушителя, пока четвёртый не брызнул пеной мне на штаны.
- Зачем вам это было нужно, Брэнигвин?
- Здорово эта жидкость выводит пятна, сэр. Только секрет был известен до меня. Три пеногона трахнул об палубу, и только четвёртый сработал, чёрт его побери...”

Возможно, что В. Пикуль многое узнавал лично из бесед или переписки с англо-американскими ветеранами, но он же читал “Крейсер “Улисс”, он видел, что его опередили!
Почему не шевельнулась при этом его писательская совесть, почему она не заставила искать новые факты и примеры?
Например, у А. Маклина можно прочитать такую сцену.

“Крейсер “Улисс”:
“Нередко между английскими кораблями и немецкими самолётами-разведчиками происходил обмен любезностями, на этот счёт рассказывались самые диковинные истории. (...) Говорят, что начальник одного конвоя радировал “Чарли”: “Прошу, летайте в обратную сторону. А то голова кружится”. В ответ “Чарли” с любезной готовностью начал кружить в противоположном направлении...” (“Чарли” англо-американские моряки называли четырёхмоторные FW-200, налетавшие на арктические конвои. - Прим. О. К.)

Как же не использовать столь пикантную ситуацию! И “Реквием каравану PQ-17” украшается этим рыцарским обменом радиолюбезностей, способным поразить читателя лишь однажды, при первом прочтении.

“Реквием каравану PQ-17”:
“Как это бывало не раз, англичане вступили в радиопереговоры с самолётом противника. Обычно начиналось состязание в остроумии, и пальма первенства не всегда доставалась Англии.
- Эй, парень! - кричали радисты кораблей. - У нас закружилась голова от твоих петель. Покрутись немного обратно, чтобы у нас раскрутились шеи...”

Неужели Валентин Саввич не допускал мысли, что кто-то ещё, кроме него, возможно, читал “Крейсер “Улисс”, и его колоритные “находки” могут смахивать на бородатый анекдот?
А. Маклин скромно, в качестве авторского примечания к основному тексту, упоминает о героизме британских лётчиков, взлетавших с палуб кораблей при помощи катапульт.

“Крейсер “Уллис”:
“После выполнения боевой задачи пилот должен был или выбрасываться, или же садиться на воду. Слова “опасная служба” вряд ли достаточно точно определяют боевую деятельность горстки этих в высшей степени бесстрашных лётчиков: шансов уцелеть у них в этом случае оставалось очень немного”.

Это примечание, набранное мелким шрифтом, не осталось незамеченным В. Пикулем.

“Реквием каравану PQ-17”:
“Британский лётчик мог сделать лишь один боевой вылет. Мало того, этот отважный парень был приговорён ещё на взлёте с катапульты, ибо вернуться ему было некуда. Катапультированный просто садился в океан, самолёт тут же тонул, а пилот оставался на резиновом плоту, где вёсла, банка тушёнки и компас были его единственными друзьями. Надежда на то, что его заметят и подберут, практически была очень слабой”.

Бесспорно, ожесточение боёв достигало такой силы, что иногда сбитые самолёты порой буквально таранили корабли конвоев и застревали в них. Этот потрясающий факт описан А. Маклином в “Крейсере “Улиссе”.

“Крейсер “Улисс”:
“Поперёк судна, на четвёртой башне всё ещё лежал обгорелый остов “кондора”, из носовой палубы торчал фюзеляж вонзившегося по самые крылья “юнкерса”...”

Представляется сомнительным, чтобы каждый крейсер в арктических был протаранен машиной люфтваффе. Однако, судя по описанию В. Пикуля, получается, что так оно и было. Потому что писал он о других событиях, о другом конвое.

“Реквием каравану PQ-17”:
“Один из крейсеров нёс на своей палубе обгорелый костяк германского самолёта, врезавшегося в его надстройки, и среди обломков - никем не убран! - сидел за штурвалом, оскалив зубы, мёртвый фашистский пилот...”

Конечно жутковатый труп лётчика мог бы защитить авторство В. Пикуля, если бы А. Маклин первым не упомянул про “обугленные скелеты в обгоревшем фюзеляже “кондора”.
И судьбы обычных моряков, этих маленьких людей большой войны, выписаны обоими авторами с особой тщательностью. А вернее, одним выписан, а другим списан.
Сравним.

“Крейсер “Улисс”:
“Не в силах ничем помочь, Кэррингтон опустился на колени рядом со штурманом. Тот сидел на палубе, опёршись спиной о ножки адмиральского кресла. От левого бедра юноши к правому плечу (...) шла ровная, аккуратная строчка круглых отверстий, прошитых пулемётом “хейнкеля”. (...) Машинально проведя рукой по пробитому пулями комбинезону, он ощупал отверстия. Взглянул на стёганый капковый костюм и невесело улыбнулся.
- Пропал, - прошептал он. - Пропал костюмчик!”

“Реквием каравану PQ-17”:
“Он обернулся. Сварт лежал возле кранцев, среди нарядных обойм. Его капковый жилет - точно по диагонали, от плеча до паха, - был пробит дырками от пуль (удивительно симметрично)”.

И удивительно похоже. Конечно, в горниле Второй мировой войны сгорело много одежды из капки. Но, согласитесь, два капковых костюма, диагонально прострелянных германскими лётчиками в двух небольших книгах об арктических конвоях - это чересчур.
Хотя, можно, справедливости ради, признать, что есть и разница: у А. Маклина юноша был прострелен от бедра к плечу, а у В. Пикуля - наоборот, от плеча до паха.
А как А. Маклин подал сцену спасения людей с тонущего корабля при шторме! Мастер!

“Крейсер “Улисс”:
“Когда носовая часть “Сирруса” поравнялась с мостиком “Электры”, люди, ждавшие этой минуты, начали прыгать на бак эсминца. Они прыгали, когда полубак “Сирруса” подкинуло вровень с палубой транспорта, прыгали и тогда, когда он стал опускаться на четыре-шесть метров. Какой-то моряк - с чемоданом и брезентовым мешком в руке - небрежно перешагнул через поручни обоих судов, когда они на какое-то мгновение как бы застыли. Люди прыгали с жуткой высоты на обледенелую палубу, вывихивая себе при этом лодыжки и тазобедренные суставы, ломая голени и берцовые кости. Двое прыгнули, но промахнулись. В немыслимом бедламе раздался вопль, от которого леденеет кровь: это одного из моряков ударило железным корпусом корабля, погасив в нём жизнь”.

Разумеется, и эту сильную сцену В. Пикуль не мог обойти стороной. Тоже мастер. Плагиата.

“Реквием каравану PQ-17”:
“Орфей” подошёл под корму транспорта, и тот всей массой своего борта тяжко навалился на хрупкий корвет. Раздался хряск металла, словно не кораблю, а человеку ломали кости.
- Прыгай! - И на палубу вдруг одиноко упал чемодан. - Прыгай! - вопил Дайк, и вслед прыгнул владелец чемодана.
Два борта разомкнулись на волне, и он попал между ними - в воду. Жалкий вскрик, и борта неумолимо сдвинулись. Потом, хрустя шпангоутами, они снова разошлись, а Дайк заметил на воде красное пятно. От человека остался только его чемодан! (...)
С транспорта вдруг посыпались люди, как по команде, разом. Один на другого. Был очень удобный момент: борт “Орфея” поднялся на волне, почти достигнув среза палубы транспорта. Дайк отвернулся. Он-то ведь знал, что сейчас всё станет наоборот: “Орфей” уйдёт вниз, а транспорт вырастет перед корветом, как пятиэтажный дом...
“Так и есть... вот он - хруст костей о металл!”
(...) Через ветровое стекло он глянул с мостика вниз: Баффин, молодчага, крепился, а вокруг валялись и корчились люди с перебитыми ногами, палуба была забрызгана кровью”.

Конечно, подобных трагических ситуаций на море было немало. Но после прочтения обеих книг в хронологическом порядке их издания, невольно создаётся ощущение, что какой-то моряк с чемоданом специально путешествовал с каждым конвоем по огненно-ледяной пустыне Арктики только для того, чтобы лишний раз прыгнуть с палубы тонущего корабля.
Только если у А. Маклина он проделал это легко и как бы небрежно, и лишь другие гибли под страшными ударами корабельного корпуса, то В. Пикуль доконал таким ударом именно моряка с чемоданом. Видимо, чтобы больше никто впоследствии не применял в литературе этот душераздирающий эпизод. В. Пикуль так и написал: “остался только его чемодан”.
Отбросим остроты. Следим за текстом дальше. А дальше А. Маклин описывает противоборство избитого конвоя с израненной вражеской подлодкой и отдаёт должное отчаянному мужеству германских подводников.

“Крейсер “Улисс”:
“Теперь лодка больше не погружалась. Ни командиру её, ни экипажу храбрости было не занимать. Распахнулся рубочный люк, и по скоб-трапу на палубу посыпались матросы, которые тотчас бросились к пушке, готовые вступить в безнадёжное единоборство с превосходящим их силой и числом противником. (...) Лихорадочно вращая маховики, они разворачивали ствол орудия, наводя его на приближавшийся с каждой секундой смертоносной форштевень эсминца. (...) Первый снаряд оказался и последним; орудийную прислугу точно сдуло ветром: одни комендоры упали возле орудия, другие, судорожно дрыгая ногами, полетели за борт.
Началась расправа. “Вектра” была вооружена двумя счетверёнными скорострельными установками (...) Расположенные на полубаке корабля, обе одновременно открыли огонь, выплёвывая каждые десять секунд триста снарядов. Избитое выражение “смертоносный ливень” оказался бы тут как нельзя более кстати. Более двух секунд на открытой палубе подводной лодки не удавалось продержаться никому. Спасения от этого града не было. Один за другим в самоубийственном порыве выскакивали из рубочного люка немецкие подво